Столетие “Октября 1917” побуждает к оценке с “дальней дистанции” рожденного русской революцией советского опыта. Советская система возникла на кризисной стадии развития индустриального общества в капиталистическом обличье. В России, где катаклизмы бурно развивающегося капитализма сплелись в “гордиев узел” с полуфеодальной архаикой, высветилась альтернатива, воспринятая большевиками как “социализм” и “диктатура пролетариата”. Стихийно выросшие “снизу” самодеятельные организации – Советы рабочих и крестьянских депутатов – предстали как неординарная форма низовой народной демократии. Результатом их амбивалентного симбиоза с авторитарно управляемой “партией нового типа” стала советская государственность. Антиномичная двойственность советской системы красной нитью проходит через всю историю СССР, определяя дуализм оценки советского опыта. С одной стороны, величие народного подвига – преобразования, в которых мир увидел альтернативу капиталистическому отчуждению и которые вынудили капитализм к социальной модификации. С другой стороны – авторитарные тренды советской власти, создававшие почву тоталитарной канализации революционного энтузиазма, душившей энергетику массового творчества в тисках идеологического мифотворчества и политических репрессий. Притягательность советского опыта в том, что в нем воплотилось единение масс, сплотившихся в “общем деле” созидания общества, свободного от эксплуатации и угнетения. Овладев сознанием масс, великая идея подвигла их на “штурм неба”, несмотря на сталинский деспотизм. Трудно сказать, можно ли было реформировать советскую систему, сохранив ее лучшие традиции. Однако за четверть века после распада СССР советский опыт не покрылся патиной забвения: в трансформирующемся социуме жива тяга к большому “общему делу”. Российская реформация еще далеко не завершилась.